Он сел напротив, вольно раскинув подкаченные ноги, обтянутые джинсовой тканью, и в лицо мне ударил запах водки и мужского парфюма. Достал из нагрудного кармана пачку Винстона и подрагивающей рукой протянул её мне.

- Угощайся.

- Нет, я не буду.

Усмехнулся, пьяно приподнимая угол тонкой губы и запихивая в неё сигарету; щелчок - и ночной воздух заполняется табачным дымом, выбивая у меня из глаз слёзы.

Поерзал на деревянной лавке, устраиваясь поудобнее, и, сведя на мне хмельные глаза, прохрипел:

- Ну что, рассказывай, как жизнь.

Я улыбнулся и, закинув назад голову, уставился на ночное небо, подёрнутое седыми облаками. Кое-где сквозь пелену окружающего меня дыма и подрагивающего рассвета таяли холодные звезды.

- Всё в порядке.

Слишком громкий голос. Слишком громкая ложь.

Он наклонился ближе, упершись локтями в мощные колени, и в упор посмотрел на меня. Казалось, будто бы в этих светлых глазах на секунду пропал весь хмель и промелькнуло нечто серьёзное. Но спустя время он откинулся на тёмное дерево лавки и, придерживая зубами тлеющую сигарету, произнёс:

- С, почему у тебя никого нет?

- Сейчас скажу очень философскую вещь, - я смеюсь и поправляю упавшие на лицо волосы, - сначала нужно полюбить себя, чтобы потом полюбить кого-то.

Он хмурится, и с его лица сползает пьяная улыбка.

- Ты идиот? Ты же, б**, такой а**, что ты несешь? - он резким движением тушит сигарету и с недоумением вглядывается в моё протрезвевшее лицо. - Ты п**, не гони. Пойдём, поговорим о жизни.

Я всю ночь разговаривал с ним о своей жизни и о своих проблемах, я рассказал ему, что меня гложет и что я чувствую, я рассказал ему о бессонных ночах и разбитом сердце, я рассказал ему всё - а он слушал и забывал.

Я выговаривался, и мне становилось легче.
Самые простые люди могут помочь.